Комментарий палеографический
Выпись написана скорописью второй половины XVII в. Левое поле криволинейное шириной 0,7‒1,2 см. Интервал между строками неустойчивый, равен 0,5‒1,5 высоты строчной буквы среднего размера (без надстрочных и подстрочных элементов). Нижняя линия письма неустойчивая, местами извилистая. Направление строк также неустойчивое с легким наклоном вправо вверх и вниз. Интервалы между словами в большинстве случаев отсутствуют, также встречаются произвольно оставленные интервалы внутри слов. Почерк достаточно выработанный с устойчивой вариативностью использования приемов написания букв и их сочетаний. При написании букв преобладают дуговые элементы, в том числе, для вертикальных элементов. Наклон неустойчивый, чаще правый, но присутствует и левый, и буквы, написанные без наклона. Высота строчных букв без подстрочных и надстрочных элементов также варьируется — 2‒6 мм. При такой вариативности размера строчных букв буквы увеличенного по вертикали размера не слишком выделяются в общем рисунке письма. К ним можно отнести «С», «З», «Ѳ», «Г», «I» в сочетании «ив». Контрастность письма низкая. Имеются отдельные случаи усиления нажима при написании завершающего дугообразного элемента у букв «д», «с», сильных диагоналей у букв «х», «у», «л», «ѧ», а также выносной «м» в виде штриха, наклонного слева направо вниз к строке. Выносных букв 4‒6 на строку. С титлами в виде дугообразного или S-образного покрывающего штриха употребляются выносные «п» и «с», остальные без титл. Написание графем строчных и выносных вариативно, так как такой принцип закладывался во время обучения с использованием азбук-прописей. Например, кроме обычной буквы «а» используется графема типа греческой альфы с надстрочным выносным элементом, оканчивающимся небольшой дугой с наклоном вправо к строке. Юс малый иногда используется вместо буквы «я». Связность письма сравнительно высокая. Связно пишутся сочетания букв «ых», «ия», «пя», «ея», «ом», «ог», «ом», «ив», «ым», «ыя», «въ», «ро», «огос», «ам», «ас», «их», «ве», «ар», «ба» и др. Однако связно написанных сочетаний более двух букв встречается мало, например, в словах «погоста» и «деревням». Степень заполненности межстрочного интервала кажется высокой из-за его небольшой высоты, криволинейности строк и вариативности высоты строчных букв. Деления текста на структурные части отсутствует. Использованы традиционные сокращения «кн(и)гах», «м(о)н(а)ст(ы)ря», «м(о)н(ас)т(ыр)ь»,«кн(я)зя», «н(ы)не».
Комментарий исторический
Самую длительную тяжбу с помещиками сопредельных земельных участков монастырь вел за безоброчную ловлю на реке Воложбе (притоке реки Сяси) в Воскресенском Липенском погосте Обонежской пятины Новгородского уезда. Эта ловля была написана за монастырем в ранее названных дозорных книгах 1582/83 и 1619/20 годов. Она являлась угодьем к деревне Тарасьину (Материалы по истории Успенского Тихвинского монастыря. Вып. 1. Ч. 1. С. 20, 138). Как и на Свири, на Воложбе возник конфликт с владельцами рыбных колов, расположенных ниже по течению реки. Монастырские власти утверждали, что помещики Петровского Мелегижского погоста не имеют права ставить свои колы на Воложбе ниже кола монастыря, так как ловли этого погоста в дозорных книгах написаны на реке Сяси. В 1655, 1660 и 1668 гг. по челобитным старцев Успенского Тихвинского монастыря в Великий Новгород посылались указные грамоты о ликвидации помещичьих колов на реке Воложбе, на их основе новгородские воеводы и дьяки отправляли наказные памяти губным старостам Обонежской пятины, колы сносились, но со временем опять восстанавливались помещиками. В наказных памятях в качестве обоснования прав монастыря на ловлю указана запись в дозорной книге 1582/83 г. Андрея Васильевича Плещеева и подьячего Семейки Кузьмина. Тихвинские старцы всякий раз просили власти дать им «отказную грамоту» на эти угодья. Ранее было сказано, что в деле о рыбной ловле на реке Рыбежне «отказной грамотой» названа наказная память с распоряжением составить отказные книги. К сожалению, в нашем распоряжении нет царских указных грамот в Великий Новгород по делу о ловлях на Воложбе, на основании которых давались наказные, и мы не можем установить, где именно игнорировалась просьба о выдаче «отказной грамоты» — в Москве или в Великом Новгороде. В четвертой наказной с прочетом памяти воеводы Ивана Петровича Пронского и дьяка Ермолая Воробьева от 15 июня 1672 г. губному старосте Ульяну Дубасову сообщается, что именно было предпринято по предыдущим памятям. После получения первой наказной помещичьи колы были все же сняты Ульяном Дубасовым, но восстановлены владельцами. Губной староста Афанасий Редриков также ликвидировал неуказные колы, после чего в 1668 г. помещики, «опасаяся от великого государя за то свое многое ослушание и за насильства пени или наказания», подали «ложносложительную» челобитную с целью ликвидировать монастырскую ловлю, но им было отказано. Упоминается также, что в предшествующих челобитных монастыря заявлялось об увечьях и бесчестье, нанесенных помещичьими ловцами старцам монастыря, за что «от великого государя пени им не бывало и по се время», то есть конфликт порой принимал острые формы. В апреле 1672 г. помещик Федор Селивачев с товарищами вновь поставил кол на Воложбе. Монастырские власти подали очередную челобитную об этом старосте Ульяну Дубасову, но он, действуя «по свойству и по дружбе», «норовя» помещикам, не снес рыбные колы, а произвел досмотр, в который включил сказки (объяснения по делу) самого Федора Селивачева и вдовы Федора Неплюева Матрены. С точки зрения монастырских властей, староста не был уполномочен проводить следственные действия, так как такого указания не было в наказной памяти. В челобитной старцев, пересказанной в наказной памяти 1672 г., права монастыря обосновываются записями в дозорных книгах 1582/83 г., 1619/20 г. и предшествующими тремя наказными памятями. Тихвинские старцы просили выдать им наказную «память с прочетом», предписывающую всякий раз ломать помещичьи рыбные колы «без поноровки», и обещали представить роспись убытков. В итоге снова было приказано снести помещичьи колы в присутствии понятых, нарушителям — помещикам и старосте — обещаны большие пени, а их людям и крестьянам жестокое наказание в случае ослушания в будущем. Но спор за ловли на Воложбе был далек от завершения. Согласно данным указной с прочетом грамоте царя Федора Алексеевича от 17 ноября 1676 г. новгородскому воеводе князю Никите Семеновичу Урусову и дьяку Ивану Дмитриеву, излагающей челобитную тихвинских старцев, сын помещика Федора Селивачева Никита Селивачев в 1672/73 г. подал челобитную о ввозной грамоте на поместье его сестры, прилегающее к берегу Воложбы. При этом он сговорился («стакался») с неназванным новгородским подьячим о том, чтобы дать к челобитной выпись из писцовой книги Обонежской пятины Новгородского уезда Андрея Лихачева и подьячего Ляпуна Добрынина 1563/64 г., в которой имелись сведения о помещичьих колах на Воложбе. С точки зрения тихвинских властей, это было неправомерно, так как книга 1563/64 г. по указу царя Михаила Федоровича, выданному по челобитной новгородских дворян и детей боярских всех пятин, была в числе «старых заповедных отставных» книг, из которых не следовало давать выписи. Тихвинцы просили грамоту с прочетом на владение ловлями, которую и получили, а Никите Селивачеву в случае ослушания обещано было наказание согласно Соборному уложению. Кроме того, по словам тихвинских старцев, по их челобитной в 1673/74 г. в Великий Новгород был прислан указ, согласно которому следовало «о тех старых отставных книгах указ учинить против прежнего челобитья Степана Зиновьева», права на поместье которого пытались оспорить на основании записей в старых книгах. Позиция помещика Никиты Селивачева изложена в его челобитной, пересказанной в указной с прочетом грамоте царей Ивана и Петра Алексеевичей новгородскому воеводе Федору Семеновичу Урусову, дьякам Василию Мануйлову и Семену Дядькину от 10 марта 1684 г. По словам Селивачева в 1673/74 г. новгородский воевода боярин Петр Васильевич Шереметев решил дело о ловлях по двум приговорам в его пользу. На этом основании ему была выдана правая память с прочетом и печатью Новгородского государства, а угодья на Воложбе записаны во ввозную грамоту и даточные книги. Селивачев утверждал, что старцы в своей новой челобитной не упомянули о состоявшемся решении суда, и дело не может быть вновь начато, так как после состоявшегося в его пользу приговора 1673/74 г. и до 29 января 1676 г. (дня кончины царя Алексея Михайловича) власти монастыря не подавали новых челобитных по делу, а такие поместные споры по именному указу от 17 марта 1676 г. не подлежат пересмотру. Никита Селивачев в обоснование своих прав ссылался на 24 статью XVII главы Соборного уложения 1649 г., подтверждающую права помещиков на угодья «по старине» и на грамоту 1674/75 г., присланную в Великий Новгород из приказа Большого дворца, согласно которой митрополиту и монастырям также разрешалось владеть угодьями «по старине», если они не написаны в последних писцовых книгах и на них у владельцев не имеется грамот. В свою очередь, тихвинские старцы обвиняли подьячего, ранее «норовившего» Никите Селивачеву, в том, что он, по получении воеводой Иваном Васильевичем Бутурлиным указной грамоты от 1682/83 г. с требованием сообщить, по какому именно указу новгородские книги 1563/64 г. «отставлены» и прислать с него список, многое «в выписку и в отписку написал ложно». Например, что в челобитной помещика Семена Зиновьева, по которой в 1669/70 г. было указано «отставить» старые книги, речь шла о книгах 1495/96 г., а челобитная новгородских дворян и детей боярских всех пятин о прекращении использования книг, составленных до 1582/83 г., в Новгородской приказной палате не найдена. Также подьячий утаил царские указные грамоты об «отставке» книг 1640/41 и 1669/70 годов и утверждал, что тихвинские власти в 1680/81 г. сами брали выпись из «отставленной» книги о «прописных» (пропущенных при составлении книги) землях. Не упомянул подьячий наказную память от 15 июня 1672 г. и указную грамоту от 17 ноября 1676 г. В результате разбирательства 25 ноября 1683 г. из Новгородской приказной палаты в Москву направили ответ о том, что использовать «отставные» книги было запрещено указом царя Алексея Михайловича от 1669/70 г. по делу о поместье Степана Никитина сына Зиновьева и предоставили список с него. Относительно указа об «отставке» старых книг по подписной челобитной помещиков всех пятин в отписке сказано, что на это был дан именной указ царя Михаила Федоровича с пометой думного дьяка Михаила Данилова. Этот указ, вероятно, не сохранился, так как о нем было «выписано ис столпа новгородцких дачь 149-го году». В этой же отписке от 25 ноября 1683 г. отмечалось, что в указах об «отставке» книг нет должной конкретики: «И то де знатно, что те старые книги 7072-го году и другие 7004-го году всех пятин вместе отставлены, потому что велено дела делать по последним книгам 91-го году всех пятин. Да и потому знатно, что те обе старые книги вместе отставлены: тем книгам 7004-го году, на которые бил челом Степан Зиновьев, особой никакой отставки не было, что в челобитье Степана Зиновьева про те книги 7072-го году не имяновано, потому что у него до тех книг дела не было. А про те книги 7004-го году, на которые бил челом Степан Зиновьев, в указе деда нашего великих государей блаженные памяти великого государя 149-го году имянно про отставку не написано, а написано: велено все книги старые отставить, а дела делать по последним писцовым книгам 91-го году всех пятин». Также было пояснено, что самому Успенскому Тихвинскому монастырю в 1681 г. была дана выпись из «отставной» книги 1563/64 г. на том основании, что речь шла о вотчинных, а не поместных землях, пропущенных в дозорных книгах 1582/83 г. и 1619/20 г., о которых не было спорных дел. После слушанья царями Иваном и Петром Алексеевичем выписки из дела «в комнате», по их указу состоялся боярский приговор в пользу монастыря на тех основаниях, что книги 1495/96 г. и 1563/64 г. отставлены, а дело подлежит пересмотру, так речь в нем идет не о поместьях, а о вотчинах. 6 июля 1684 г. земский дьячек Иван Ульянов наконец составил отказную книгу на рыбные ловли Успенского Тихвинского монастыря на реке Воложбе и дал из нее выпись. Ранее названные подлинные указные грамоты 1655, 1672 и 1684 гг. еще долго оставались актуальны, и в 1764 г. были отправлены в Коллегию экономии в качестве документов, подтверждающих права монастыря на угодье. Вероятно, использование помещиками Петровского Мелегижского погоста старых писцовых книг в споре с Успенским Тихвинским монастырем явилось одной из причин того, что по указу от 12 октября 1687 г. все книги, составленные до 1581/82 г., в том числе и книга Андрея Лихачева и подьячего Ляпуна Добрынина 1563/64 г., были взяты в Москву в Новгородский приказ. Тяжба за ловлю на Воложбе длилась без малого 30 лет. Вероятно, в связи с небольшой шириной реки здесь бесполезно было устанавливать определенную длину заграждений для прохода рыбы, как это пытались делать на Свири. Вполне понятно, что помещикам Петровского Мелегижского погоста казался неправомерным запрет ловить рыбу в реке, протекавшей у их владений, но действующее законодательство защищало права собственников, имеющих угодья, окруженные чужими землями.